Вдалеке в море стояло несколько рыбацких баркасов. Слева по курсу открылся недалекий берег, вдоль которого и бежало судно. По прибрежным холмам, пыхтя и выпуская клубы пара, полз по неширокой колее небольшой паровоз о шести колесах и одном машинисте, трудолюбиво таща за собой три маленьких вагончика. Машинист заметил судно, и паровозик издал пронзительный свисток, в ответ над морем прозвучал басовитый ревун, звук которого отразился от берега и пошел гулять эхом над волнами. Навстречу составу выскочила из-за поворота курьерская дрезина, небольшая двухместная тележка. Сидящий впереди подросток уже отжал рычаги, тормозя и отсоединяя привод к колесам от тяжелого, почти метрового маховика за своей спиной. Второй курьер, стоявший сзади, держась за поручни, прекратил раскачиваться на педалях, раскручивающих маховик. Дрезина встала, и курьеры, соскочив со своих мест, с заметным усилием подняли ее с двух сторон и сняли с рельсов. Маховик продолжал вращаться. Машинист приветливо помахал курьерам, проезжая мимо них, и дал очередной свисток. Молодежь в этом мире без работы не сидела.
На борту, наблюдая за происходящим, стоял молодой парень лет восемнадцати, одетый в кожаные брюки и куртку следопыта. В прошлом командир скаутов Санька Гоголь, а нынче лейтенант дальней разведки Александр Гоголев опирался на фальшборт, лениво разглядывая окрестности. В выделенной ему каюте лежал уже законченный отчет о последнем походе, и наконец-то появилось свободное время, когда не надо было никуда бежать и ничего делать. Пароходик очень удачно встретился возвращающейся группе в отдаленной рыбацкой деревушке. «Прямо мечта поэта – сельская идиллия и мирная пастораль… Птички летают, рыбаки сети закинули, на берегу поля и леса, паровоз как напоминание о цивилизации… Хм… А я думал, его не раньше осени пустят, надо будет уточнить в городе… Знал бы, пошли бы вдоль железной дороги». Его внимание отвлек жаркий спор на палубе. Несколько матросов расплетали канатную бухту, и самый старший из них что-то горячо и громко рассказывал под смех остальных.
– Ты молодой еще, тебя с нами не было, – говорил старый матрос, не прекращая работу. – Здесь держи… Вот так… Да. А мы той весной, после того как нападение отбили, пошли на Питер. Собрали всех, кого могли, оставили только малолеток да стариков, ну и немного мужиков постарше, чтобы было кому работать, не все же на баб-то оставлять. Ну вот… Нас тогда вдоль берега на яхте довезли километров за тридцать от «Крестов»-то. Там еще пролив неширокий, а может, фьорд, узкий, длинный, скалы кругом. Пешком-то мы бы его долго обходили, а так по воде-то сразу на тот берег и высадили. Несколько отрядов до нас прибыли и уже лагерь разбили. Кого-то из опытных вояк заслали под самый город, прочесывать округу. Говорят, в самом Питере еще с зимы наши-то сидели, скорешились с местными и ждали, когда мы нападем. Но про то я точно не знаю, хотя слухи ходили… Ага… Так мы, значит, как все собрались, так и пошли всей толпой, разбили нас на отряды, командиров назначили. Ну, там, пограничников и тех, кто с опытом, – их-то в штурмовые группы, а мы, значит, ополчение, прикрывать должны были. Вышли за пару дней, не спеша, на луг какой-то, и там на окраине леса и встали. Из леса разведка вышла, до Питера-то всего ничего, пара километров и осталась. Ну и вроде начали лагерь ставить. Я гляжу, вояки помоложе костер налаживают. И как крикну им, вы что, значит, делаете! Сейчас все здесь запылает! Они мне, ты чего, мол, дед, это я-то дед… А я им – вы вокруг-то поглядите. А погода была жаркая, сухо, дождей недели три не было. Ну вот как сейчас прямо. Снег сошел давно, а свежая-то зелень не идет, на полях да в лесу трава да листья как порох, спичку кинь и вспыхнет. А они место не расчистили, костер камнями не обложили… И рассказываю им случай один. Еще на Земле было, по молодости, да… Пошли мы как-то с приятелями в конце апреля на залив, шашлыки – не шашлыки, сосиски у костра пожарить, бутылочку распить, девушку взяли, не самим же жарить. Выбрали местечко, камень такой огромный, что дачный домик, а ветер был, дуло сильно, но солнце грело все же. Берег, вода. Вдалеке палатки стояли, там туристы с машинами приехали, как раз под выходные дело было. Все отлично, сложили костерок как раз под камнем тем. Я еще тогда тоже сказал, давайте, мол, камушками обложим, будем туда прутья втыкать, чтобы не в руках сосиски держать. А старшой-то тогда и говорит: «Да, давай, соберите камней вокруг», а сам запалил костер-то. Думал, прогорит пока. И как тут ветер дунул! И как тут все вдруг пыхнуло! Сначала трава и листья прошлогодние, потом на тростник пошло, потом кусты запылали! За секунду вся наша стоянка в огне оказалась. Мы давай тушить, кто ногами топчет, кто ветку схватил – хлещет, а огонь все больше… В одном месте забьешь, а он с другой стороны подползает. Дым вокруг. А ветер-то на палатки дует. И вот туда летит облако дыма, за ним огненный вал, и мы мечемся, загасить пытаемся. Я как тогда представил, что сейчас огонь до машин дойдет, мне сразу там же и поплохело. Гляжу, от палаток уже народ бежит кто с чем, кто с лопатой, кто с матюгами… Но видят, что мы тушим, и давай нам помогать тоже. Так общими силами и забили. И вот сидим мы на погорелище том, полоса выжженной земли метров сорок на шестьдесят, и уже никто ни сосисок не хочет, ни девушку… Да, осталось что вспомнить. Так я тот случай-то и рассказал. Посмеялись, конечно, все, но под кострами все до земли расчистили и обложили как положено. А я оборачиваюсь, гляжу, Командор стоит с офицерами. Они-то тоже слышали, как я рассказывал про поджог наш… Но ничего он мне не сказал тогда, повернулся да ушел. Переночевали, значит. Утром из палатки выползаю, солнце встает, на небе ни облачка. И ветер. Северный, я еще подумал, хорошо, в спину дуть будет. А тут приказ – готовить факелы. Наше дело маленькое, сказали – значит, надо. Вышли мы на Питер. Штурмовые группы вперед ушли, там уже затаились где-то. А нам командир говорит – до края леса метров двести осталось, дальше поля одни, растягиваемся цепью, факелы готовьте. Тут-то до меня дошло, что решили командиры под дымовой завесой в бой идти. Ну и так оказалось, что наш отряд с самого края справа встал, а я как раз самый правофланговый и есть. И пошли, идем, все подряд поджигаем, ветер дым вперед гонит. Потом слышу – кричат. Оглянулся, а сзади уже не то что дым, а уже ветки горящие ветром несет, лес-то сухой, пока разгорался, а уж как запылало!.. И мы давай вперед бегом! Но по дороге я не забывал еще факелом по кустам махать, чтоб, значит, дыма-то побольше… Сзади жаром в спину пышет, все в дыму, не видать ничего. Тут слева кричат, стягиваемся к командиру. Я влево и побежал. Да, видно, в кутерьме этой с маршрута сбился, выскакиваю на край леса, вокруг никого. А выскочил как раз на огороды питерские. Глянул, из леса дым стеной валит, ветер его к земле пригибает. И фигурки вроде побежали. Мои, значит. Я так решил, сейчас наискосок-то проскочу, как раз своих и догоню. Тут как раз кучи валежника лежали, видимо, чистили поля в том году еще. Я факел-то в них бросил и давай за своими. И вдруг навстречу пять мужиков со стволами. Все, думаю, сейчас меня как поджигателя тут и кончат. Но булаву свою перехватил. А это наши штурмовики оказались. Как раз урковский патруль положили. Давай, говорят, с нами, один не бегай. Мне что, с вами так с вами… И рванули мы напрямую прямо в дым. А там гляжу, мама дорогая, пятиэтажка стоит раздолбанная вся, стены одни, а вокруг лачуги какие-то, землянки накопаны. Вояки-то кричат местным: «Все по норам забились, не высовывайтесь!» И бежим дальше. Дым все гуще. Из дыма выскочил кто-то, его сразу в землю носом, по затылку прикладом – хресь! Готов. Хватай, кричат, ствол у него, погнали дальше. Гляжу – обрез, цапнул, пояс с патронами стащил с трупа и дальше… А впереди-то «Кресты»! Сверху кто-то стрелять начал, да в таком дыму разве чего углядишь. Лупят в белый свет… Мы под стену, тут ворота рядом, еще штурмовики наши подтягиваются со стороны. На вышке караульной кого-то завалили сразу. Все, говорят, стой у ворот, жди своих, а мы внутрь, если что, мол, стреляй не задумывайся. И все в ворота и ломанулись, а там уж стрельба вовсю пошла. Я перезарядил, к стене привалился, жду. Тут ополчение наше подваливает. Я с перепугу чуть не пальнул. Внутри-то поутихло уже, командир кричит: «Ра