Те покивали в ответ, не отрываясь от раздачи корма очередному хряку.
– Если бы я тебе просто рассказал, ты бы, может, и не поверил, – объяснился Андрей, когда они уже спустились с холма. – А так лично увидел, ощутил, можно сказать, всю прелесть.
– Тут Стругацкие работали, – тоскливо произнес Санька, оглядываясь на купол.
– Это кто такие? – спросил Андрей.
– Писатели-фантасты…
– Хорошие книги писали?
– Не знаю, я не читал, только кино видел, – сознался Санька.
– Незнакомая фамилия, я таких не помню, – произнес адмирал. – Надо Командора спросить или из Союза кого-нибудь.
Пароход уже готовился к отплытию. Деревенские разошлись, и только несколько матросов слонялись по пристани.
– Санька, да ты чего, расстроился? – толкнул скаута в плечо адмирал.
– Нет. – Санька снова оглянулся на деревню и холм с куполом за ней. – Просто получил еще одно подтверждение, что мы на чужой планете и каждый выживает как может.
– Не на чужой, она теперь наша, – убежденно сказал Андрей. – Да, попали мы сюда случайно, но теперь это наша земля, наш новый дом. Так что будем жить, заводить семьи, учить детей. Ты еще не думал о детях?
– Я? – поперхнулся Санька. – Нет. Хотя… Вот с Аленой…
– Она так-то дочь ректора, – известил скаута Андрей. – Забежала к отцу на обед, а тут вдруг бац! И они уже здесь. Зато ты у нас теперь видный жених, целый лейтенант.
– В каком смысле целый? С руками и ногами? – не понял юмора Санька. – Да и какой из меня лейтенант, так, за верную службу назначили.
– Верность долгу порой важнее знаний, – проговорил адмирал. – Я и сам это не сразу понял.
– Отправляемся! – скомандовал с мостика Соснов. – Все на борт! Отдать швартовы!
Пароход пыхнул дымом из трубы и отвалил от пирса. Пулковский берег отходил все дальше на юг, а шнява бежала по солнечной дорожке на запад вслед за садящимся светилом. В небе появились первые звезды, и сзади накатывала ночная тьма.
– Ветер попутный, машина стоп! Паруса поднять! – скомандовал капитан.
– А как мы ночью пойдем? – спросил Санька, поднявшись на мостик.
– По компасу, на запад. По карте впереди открытое море, – разъяснил Соснов. – Утром повернем на юг, вернемся к берегу и уже в его видимости пойдем к Южной крепости. За сутки дойдем не спеша, если в туман не попадем… Тут теплое течение идет нам навстречу.
– Вот и танкер так в туман попал, – припомнил Санька. – Чуть усадьбу Командора не снесли.
– А шли бы южнее, проскочили бы в Питерский пролив и нас не заметили бы. Так и ушли бы дальше на восток, – предположил капитан.
– Я вот тоже все голову ломаю, как они так прямо на нас выскочили, – задумался Санька.
Этой ночью ему снилась Алена, сидящая у телескопа в окружении свиней-астрономов. А разбудил его крик смотрящего на палубе:
– Парус! Идет к нам от берега!
Санька оделся и вышел наружу. Шнява уже остановилась и поджидала подходивший рыбацкий баркас. Один из матросов бросил лодке канат. На борт взобрался пожилой рыбак.
– Я из Южной крепости, иду в Пулково, рыбу менять на мясо. На ночь остановился на берегу, чтоб по темноте не шастать, а тут на костер из леса три мужика вышли. Ну как вышли, двое вышли, третьего они на себе тащили, – начал рассказывать рыбак. – Не наши, говорят, с юга с материка идут. Напарник их под медведя попал. Я уж думал назад в крепость идти, да вас заметил.
Капитан, услышав новости, распорядился подойти поближе к суше. Гребные колеса завертелись, и пароход медленно двинулся к темневшему вдалеке побережью, волоча за собой баркас. Рыбак на мостике показывал, откуда можно будет дойти до места стоянки на шлюпке. Подойти вплотную к берегу большому кораблю мешали камни, а лодки проходили свободно. Это место часто использовали для ночевки при переходах из крепости к поселениям в Питерском проливе и обратно, а также когда рыбаки выходили на лов, чтобы не тратить время и не возвращаться домой пустыми.
У костра на берегу сидели двое. Услышав резкие крики потревоженных чаек и заметив приближающийся пароход, они встали, обернувшись к морю. У каждого на поясе висели ножны с коротким, в локоть длиной, мечом. Когда с парохода спустили шлюпку, пришлые, поняв, что это за ними, вытащили из стоявшего неподалеку шалаша самодельные носилки, на которых лежал их товарищ.
Соснов сам отправился на берег. Как только шлюпка зацепила дном прибрежный песок, он выпрыгнул прямо в воду и вышел к костру. Мельком оглядев носилки, капитан обернулся к матросам:
– Раненого в шлюпку! А вас, – он обратился к незнакомцам, – заберем вторым рейсом. Костер залейте пока.
Рыбак, распрощавшись с моряками, отправился дальше на восток. А пароход, забрав людей с берега, повернул на запад. Пришельцев провели в кают-компанию, небольшой салон в кормовой надстройке. Сюда же пригласили и Саньку с адмиралом.
– Приветствую, – поздоровался со всеми капитан. – Меня вы уже видели, а это наш адмирал и лейтенант скаутов. А вы кто такие и откуда?
– Евгений, – представился один из мужчин.
– Мыкола я, – сказал второй. – Из Одессы мы.
– Ого! – удивился адмирал. – Это ж пара тысяч километров!
– Так мы еще прошлым летом выдвинулись, – сообщил Евгений. – По зиме перешли белорусские болота, вот только вчера вышли к морю.
– У вас же там свое море, Черное, – сказал Санька.
– А нету больше Черного моря! – в сердцах произнес Микола. – Пустыня там теперь, Черноморская…
Как рассказали одесситы, остатки города теперь лежали на краю пустыни. И что самое неприятное, пустыня активно продвигалась на север, засыпая песком улицы, выжигая редкие оставшиеся клочки растительности. Летом горячий суховей нес с юга пылевые бури, колодцы пересыхали, стены домов трескались от жары. Зимой не легче: пустыня замерзала, но осадков не было, ветер все так же гонял пыль, забивающуюся во все щели и окна. Одесса умирала, и власти приняли решение уходить на север, в сторону Киева, где, по слухам, еще оставались озера и климат был значительно более пригодным для проживания.